… звенящая тишина душной сумеречной комнаты. Выцветшие ржавые обои, растрескавшиеся желтые фотографии давно умерших людей. Пыльно-серая мебель, смердящая нафталином давно забытых торжеств. Тяжелое мутное зеркало, изрезанное бездорожьем морщин, - погребальная маска ушедшего мира.
Надо что-то делать. Разорвать привычное оцепенение. Липкое безразличие вонючими лохмотьями швырнуть в угол, туда, где догорают, чадя, обрывки писем и дневников.
Она резко встала и почти бегом, не оглядываясь, вырвалась из комнаты. В прихожей невыделанной шкуркой усталого животного осталось висеть одинокое пальто, верный спутник слякотной осени. Походя ухмыльнулась – ни к чему…
За спиной резко и неодобрительно щелкнул замок, удивленный ключу, забытому с той стороны. Так надо.
Мутное пятно площадки перед лифтом. Стариковское кряхтение механизмов, обреченных до скончания времен тащиться постылым маршрутом. Вверх и вниз. Вниз и вверх.
Нужный этаж. Грязные избитые двери. Зловонное унылое нутро. Непристойные надписи. Омерзительные картинки. Ряд оплавленных, изрисованных кнопок.
Сегодня она сделает то, что не делала никогда прежде. Сегодня тот самый единственный день тысячелетия, когда даже планеты сходят со своих проторенных орбит, а звезды замирают, словно задумавшись, в своем извечном беге друг от друга. Она едет не вниз. Она движется вверх.
Натужные скрип, дребезжание, гудение последним дыханием отходящего чахоточного. Непривычно долго, растворяя ощущение времени и пространства. Наконец, лифт, вздрогнув, как от внезапной боли, останавливается. Последний этаж. Еще пролет пешком, вверх, до чердачного люка. Вверх.
Вот оно. Пункт назначения – крыша. Непривычно чистый и сладкий, будто пахнущий морским йодом, ветер ударяет в лицо. Глаза, привыкшие к полумраку, слепнут, ошарашенные роскошью прозрачного сентябрьского неба. Несколько десятков шагов вперед. К краю. Небольшое усилие ослабших от безделья пальцев, рывок. На миг потеряла равновесие, уронив сердце куда-то в желудок. Набатом ударила кровь в висках. Накатил нежданный тошнотворный ужас.
Вскинулась глазами, пытаясь нащупать, ухватиться за спасительную линию горизонта как за страховочный стальной трос. Но тот безнадежно разорван иглами труб, корявыми пальцами веток и уродливыми коробками зданий. Только один горизонт видим ей – безжалостная геометрия конца. Конца дома. Конца крыши. Конца давным-давно умершего, но до сих пор не похороненного мира. Невесомая линия, разделяющая время на "до" и "после", всего в шажочке от ее ног. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Ну почему же это оказалось так тяжело? Сомнение? Нет, всё решено. Страх? Может быть. Надо шагнуть. Надо.
Глазами вниз, в нереально игрушечный колодец двора. Смешно. Уже набежали, как на дармовой балаган. "Стервятники… ненавистные сердцу и уму охотники до падали" криво улыбнулась случайному каламбуру. Надо скорей, без лишних драм. Вдох… ШАГ…
Замерла в просчитанной самой природой крайней точке неведомой еще траектории, ощущая вокруг лишь терпкий воздух запоздалого бабьего лета… солнечный луч на щеке…
Хлопок. Рывок. С шумом распахнулись огромные крылья за спиной, подхватывая ее из смертного пике, одаряя надежностью и свободой зыбких стихий, унося ее, беззаботно смеющуюся, легкую, прочь отсюда, подальше от раскрытых в небо ртов, злобных речей, не долетающих до горних просторов… вслед за убегающей линией горизонта…