Она не была породистой - эта собака... В ней было немного от овчарки ( серая масть, поджарое крупное тело и сильные лапы ) , немного от афганской борзой ( лохматые кудрявые уши и длинная морда ). А, в-общем - то, это была обыкновенная дворняжка с рыжими бровками и хвостом-колечком. Она жила своей автономной собачьей жизнью и была счастлива. Когда-то давно, когда она была еще щенком-подростком, у нее был даже хозяин. Недолго. Он требовал от нее выполнения обычных собачьих домашних обязанностей и постоянно был ею недоволен. То-ли родословная ее его не устраивала, то-ли просто собак не любил, а завел по необходимости... В результате недолгого совместного житья она здорово покусала его и удрала со двора. Ей не нужен был хозяин. Она с детства была вольным щенком и не любила выполнять команды. Какая радость ей бегать взад-вперед за дурацкой палкой и лаять до хрипоты на всех, кто проходит мимо дома? А уж "Сидеть!" и "Лежать!" она ненавидела больше всего на свете! По-человеческим меркам - она была глупой собакой. По-собачьим - довольно умной. Она нашла себе старую будку, где ей было тепло и никто не мешал, там же вывела щенков и натаскала их всему, что умела сама. Она не мешала своим лаем окрестным жителям и ее никто не гонял. В-общем, собака как собака. Вечерами она любила приходить на автобусную остановку и подолгу сидеть там, разглядывая приезжающих. К ней все уже привыкли. Многие с ней здоровались, гладили по кудрявым ушам и даже разговаривали с ней. Некоторых она любила и провожала до дома, дружелюбно помахивая пушистым хвостом, возвращаясь потом обратно. Когда ей бросали хлеб и печенье, она вежливо нюхала угощение и даже немножко ела, чтобы не обидеть. Но это ей было не нужно. Она давно научилась добывать себе еду сама и на остановку прибегала не за подачками, а ради развлечения. Как в театр. Ей нравились веселые шумные мальчишки, которые носились с визгом друг за другом и кидались портфелями. Ей нравились старушки , возвращающиеся с рынка с огромными вкусно пахнувшими сумками. Она сторонилась только теток на острых каблуках в собачьих шубах и пьяных воняющих мужиков. Их она ненавидела и даже рычала негромко, прижав уши....... Однажды она как-всегда сидела немного в стороне и наблюдала за выходящими из автобуса людьми. Из дверей выскочили две девчушки с ранцами, медленно сошла знакомая старушка в мягких валенках с большой дермантиновой сумкой, трое рабочих, возвращающихся со смены в грязный ботинках . Всех она знала и приветливо повиливала хвостом-бубликом. Вдруг ее уши встали торчком, хвост замер , а спина напряглась и застыла неподвижно. Того, кто выходил из автобуса последним, она видела впервые и его запах был ей незнаком. Р-р-р... Он вышел, неторопливо застегнул куртку, приподнял воротник и закурил. Оглянувшись по сторонам , он задержал взгляд на сидящей копилкой собаке. Она подобралась, нервно переступила передними лапами на месте и дернула хвостом. Приезжий шагнул к ней, присел на корточки , приподнял ее морду своими крупными руками , выпустил ей в нос струйку дыма и сказал : " Зна-а-атная зверюга! Зна-атная..." От дыма у нее защипало в ноздрях и глаза наполнились слезами. Она негромко чихнула и тихо тявкнула. Засмеявшись, он встал , по-хозяйски потрепал между торчащими ушами и неторопливо зашагал по своим делам не оглядываясь. Она проводила его взглядом, опустила уши, еще немного посидела и тоже потрусила домой. Это был последний на сегодня автобус. Завтра вечером она вновь придет сюда. Это уже стало привычкой. Она бежала по натоптанному снегу и в ее носу все еще стоял горький запах дыма...